Тайные страсти кардиналаО книге Эвы Менч "Частная жизнь кардинала Ришелье" |
стр. 5 |
|
В темноте очертанья тают, тают, тают в темноте. Если вас случайно как-то угораздило влюбиться, Доброго вам времени суток, мои дорогие читатели. Сегодня у нас на повестке дня животрепещущий вопрос: мы будем живо трепетать по поводу книги «Частная жизнь кардинала Ришелье», написанной Эвой Мёнч и посвященной «всем романтическим женщинам мира». В связи с тем, что я давно зачислена друзьями и знакомыми в неисправимые романтики, читать попавшее в мои руки литературное произведение пришлось с энтузиазмом. В стремлении поскорее ответить на вопросы «с кем?», «как?!» и «почему?!!», мгновенно возникшие из названия книги, я пропустила предисловие, сразу приступив к основному блюду. И с первых же строк оценила достоинства ранее прочитанного романа Эвелин Энтони «Анна Австрийская» - там автор изредка отступает от изображения своего внутреннего «я» и посвящает несколько строк душевным переживаниям кардинала. Снимаю шляпу – я б так не смогла. Но у меня есть оправдание: я не пишу романы! А когда я их читаю, мне хочется наслаждаться каждым словом, вместо того, чтобы пить кофе, чашку за чашкой, повторяя сакраментальное «не верю!» Теперь можно перейти на личности, то есть к подробностям. После прочтения книги сразу же возникает твердое желание переименовать ее в «Частную жизнь герцогини Лианкур», ибо самому кардиналу места там практически не досталось. Он нужен только для того, чтобы по достоинству оценить таланты несравненной полячки, полностью перечислить которые не позволяет ограниченный формат статьи. В кратком пересказе это выглядит примерно так: невзрачная лекарка - провинциалка, впервые представленная к французскому двору, вдруг превращается в настоящую даму, искушенную в восточных и западных правилах поведения в обществе, свободно говорящую на нескольких языках с утонченным красноречием, лихо «стреляющую» подведенными глазами и трепетной рукой весьма возбуждающе перебирающую шнурки на корсаже. Мужские сердца разбиты ее умом и непосредственностью, женские наполняются черным ядом зависти, и только кардинал не теряет способности трезво мыслить: «в голове французского премьера стал складываться план по отправке обоих супругов Лианкур к шведам…» Таланты мадам Ядвиги, проявившиеся столь внезапно, существуют только ради того, чтобы подчеркнуть: она нужна Ришелье и во всем ему соответствует. Как ключ подходит к замку, так и полячка способна заменить собой все окружение кардинала: быть его переводчиком на важных встречах, информировать о настроениях врагов, лечить от всех болезней, поднимать настроение сексом и задушевными беседами. Удивительно, но автор кокетливо объяснил эту несообразность волей случая: « Ты знал, кого брал в жены. Сам убеждал меня ехать с тобой во Францию, говоря, что тут меня на костер не поведут». И не менее удивительно, что Ришелье с первой встречи не понял, что так просто от полячки ему не избавиться, ведь по задумке автора она – главное чувство всей его земной жизни… Здесь начинается самое главное «не верю»: эпизод с поломанной скамейкой. Во всех главах до этого Ядвига эпатировала парижский свет редкостной неуклюжестью, весьма странной для лекарки, имевшей верный глаз и твердую руку. Она с трудом делала реверансы, не справлялась с собственной прической, постоянно оступалась на ходу, случайно сбивала юбками плохо закрепленные предметы. И апогеем стал именно неловкий поворот, после которого она « упала на землю и пала нравственно». Что было дальше, автор целомудренно опустил, хотя натурализма в книге предостаточно: «смело касаясь гнойных ран на руке, Ядвига рассказывала Ришелье о том, как лечатся подобные высыпания…», «женщина тихонько коснулась одной из язв, на пальце осталась капелька гноя…» Уж после подобного поневоле рассчитываешь на какие-то подробности, ан нет! Обманув мои гнусные ожидания, кардинала автор без подарков не оставил. С упорством, достойным лучшего применения, современные писатели принижают заслуги тех, кого История торжественно наградила почетными венками - не менее торжественно они раздают гениям букеты венерических болезней, а потом снисходительно ищут оправдание собственной фантазии. В результате получается парадоксальный вывод: Ришелье стал кардиналом только потому, что чурался женщин после приобретенной в пору золотой юности «интересной болезни». Странно: если кардинал настолько избегал женщин, то каким образом за секундный (!) обморок он полностью пересмотрел свою философию? Я скорее поверю в планомерную осаду кардиналом Анны Австрийской и склонение ее к близости путем интриг и шантажа, чем в случайный секс из-за подломившейся ножки скамьи. Чтобы эпизод не противоречил историческому Ришелье, за две главы до того кардинал должен был бы ходить по саду Рюэля с ножовкой по металлу, пристально осматривая скамейки на предмет обустройства ловушки для прекрасного пола. Не было этого, говорите? Тогда не было и внезапного падения! Во всех серьезных исследованиях о жизни и деятельности кардинала неоднократно подчеркивается стремление кардинала взвешивать все «за» и «против», прежде чем решиться на какой-либо шаг, тем более, на такой опасный. В романе Ришелье уже не юный честолюбец, готовый идти к цели любыми средствами и пытающийся всеми силами бороться с собственной эмоциональностью. Это зрелый мужчина, состоявшийся политик, окруженный со всех сторон врагами и соглядатаями. Он не может себе позволить лишний повод для сплетен, полчаса удовольствия не сопоставимы с риском утратить с таким трудом завоеванное положение. Женщины или величие Франции – для кардинала ответ был очевиден всегда. Именно поэтому вопрос о женщинах до сих пор остается открытым. В отличие от поколений правоверных кардиналистов, Ришелье был мудрым человеком, и еще при жизни позаботился о своем облике в глазах потомков. Он подготовил пространные «Мемуары», чтобы чужие домыслы не исказили мотивы его поступков, но даже и представить себе не мог, что через сотни лет из всех его деяний самыми интересными окажутся любовные, упоминания о которых будут выискиваться между строк и в бульварных листках недоброжелателей. А если допустить, что сотрясение от удара о землю было столь сильным, что кардинал изменил всем своим принципам сразу, то ему было жизненно необходимо обезопасить себя и устранить с глаз долой всех участников драматической сцены. Вроде бы именно так он и поступил, но бросается в глаза несопоставимость целей и методов. А фраза: «Я не злодей из новомодных итальянских комедий! Я совершенно не думал о том, что бы услать эту девчонку на смерть! Просто никто, кроме нее, не мог бы справиться с этим делом» очень напоминает попытку автора оправдать плохо склеенную мотивацию секретной миссии на восток. Поневоле задумываешься: неужели в Бастилии не нашлось небольшой уютной камеры? Пожалуй, именно здесь закончилась попытка автора написать серьезное историческое произведение. Дальше - типичный женский роман. Замените действующих лиц, назовите их герцогиней Л. и министром Р. – и можете смело переиздавать книгу в мягкой обложке. Замечательный бестселлер для метро или электричек, без малейших претензий на истину и историчность. Редкие встречи через годы, и перст судьбы, не дающий забыть о том, что было – залог скупой слезы чувствительных читателей. Жаль, что фантазия автора ограничилась повторением одних и тех же приемов. Например, осознание глубины своего чувства приходит к персонажам во время созерцания изображений друг друга: «Нет, это не морок. Я в себе. Но как похожа! Ты, Изабель, решила, таким образом напомнить о том, что ты была в моей жизни?..»
«-Что ты хотела сказать мне, Изабель? Какая тайна может быть связана с моим детским портретом? - Монсеньор! В доме на улице Бюси живет либо оригинал, либо копия этого портрета во плоти…» Встречи кардинала и герцогини редки, но на редкость эмоциональны. После знаменитой скамейки Ядвига теряет всю свою неловкость и позволяет себе открыто дерзить Ришелье: «- Королю и государству я верна, - герцогиня горько усмехнулась, - но вот вы, монсеньор, очевидно, сомневаетесь в моей личной верности и верности несколько другого рода! Ришелье быстро, в два больших шага приблизился к Ядвиге и залепил женщине пощечину с такой силой, что та буквально отлетела к двери…»
«- Она упала, - объяснила женщина, протягивая трость Ришелье, - когда брошенный вами шлафрок задел канделябр…» Конечно же, здесь есть и моменты истинной трагедии, от которых мурашки пробегают по коже и хочется рыдать вместе с автором. Только абсолютно бесчувственные люди смогут остаться равнодушными, читая такие строки: «Я люблю его. Без надежды. Без веры! Вопреки здравому смыслу! И с самой первой нашей встречи!»
«- Изабель! Сегодня мне хотелось бы, чтобы ты звала меня по имени! - Но я не смогу! Для этого надо иметь привычку или смелость! - А ты попробуй! Попробуй, глядя мне в глаза сказать «Арман!» - О, Арман!»
«- Как ты все рассчитал! Да… Теперь я могу спокойно обращаться к тебе на ты! А тогда это получалось трудно! Теперь тебя нет! Грешник и святой в одном лице! Ты отрекся от меня! Ты отдал меня другому! Ты все решил за меня… И умер…» Надо же, умер… Какой неожиданный и грустный финал, разрушающий надежду на продолжение, ведь такую историю можно писать бесконечно! Практически готовый сценарий для сериала на сотню-другую серий, только имена персонажей поменять да перенести действие куда-нибудь в Бразилию. Вот теперь самое время читать предисловие, призванное подготовить к тому, что написанное в книге тоже имеет право на жизнь, все это очень-очень личное особое мнение автора, подкрепленное историческими свидетельствами. Прежде всего, приму как факт генеалогическое древо: пусть себе живет на бескрайних просторах времени и пространства Ядвига Лианкур, от внебрачного сына которой выводит свою родословную Эва Мёнч. Не видя документов, не проверяя их на полноту и достоверность, с ходу обоснованно оспорить предложенную автором версию не получится, поэтому не буду лишать Ядвигу права быть персонажем историческим. А вот имеет ли право Ядвига считаться персонажем литературным – вопрос спорный. Дело-то вовсе не в том, была ли у Ришелье любовница, и родился ли от этой связи ребенок. Возможно, все так и было, и с той же вероятностью, возможно, все было не так. Рассказана история из рук вон плохо, и однозначно из текста романа следует лишь одно: хотя Ядвига всего лишь раздутое «я» автора, кардинал без нее ничто. Не буду останавливаться на нелепостях перевода, роскошная цитата «п ремьер-министр сразу опустился на скамейку и с досадой отметил, что вся деревянная конструкция завибрировала под тяжестью его тела» говорит сама за себя, но нелепость содержания переводом не исказить. В итоге, книга представляет собой длинный фанфик на тему: «если бы я попала в XVII век, я бы спасла Францию/ кардинала/ королеву…», соответствующего качества исполнения, хотя, с претензией на оригинальность, личность автора маскируется под дальнюю родственницу Ядвигу: «Могу только сказать, что идея написать книгу родилась не из желания похвастать родословной, а лишь для того, что показать великого французского министра с нетрадиционной стороны». Хочется сказать огромное спасибо за то, что ориентацию кардиналу оставили традиционную. Низкий поклон, почет и уважение на многие года. Только тревожит меня одна и та же навязчивая мысль: зачем историку писать «роман о высоких чувствах» , не имея художественного дара создавать Литературу? Не все романы долговечнее сухих фактов, со временем книги сами делятся на шедевры и макулатуру, причем последней значительно больше. И возникает странное предчувствие, что такой роман загубит попытки нового взгляда на Ришелье быстрее, чем короткий исторический очерк, подкрепленный цитатами из первоисточников… Графиня, внештатный корреспондент «Газетт» |
|
|
|