На главную В реестр К подшивке Свежий номер

Лучшее-враг хорошего

стр. 2

Знаменитый литературовед Вулис как-то пошутил, что мир делится на тех, кто любит Дюма и тех, кто это скрывает. Но даже самых преданных адептов Сан Саныча рано или поздно посещает еретическая мысль: «Да он же просто-напросто халтурщик!» А все из-за многочисленных ляпов, недоработок, упущений и неувязок, которыми его романы просто кишат.

Оставим пока в стороне беспочвенные обвинения в искажении истории: любому мало-мальски интеллигентному человеку понятно, что надо отличать правду историческую от правды художественной, и что роман имеет такое же отношение к истории, как картина – к фотографии. Чисто техническая неряшливость текста и небрежность в воплощении замысла – вот что бросается в глаза вдумчивому читателю.

И за примерами далеко ходить не приходится. Вот, например, проявления «временной шизофрении», типичной для Дюма. Миледи отправляется в Англию, чтоб организовать убийство Бэкингема.

«Был один из тех редких прекрасных зимних дней, когда Англия вспоминает, что в мире есть солнце»,

- пишет Дюма, а уже спустя пять романных дней зима сменяется летом, потому что Сан Саныч (вдруг) вспомнил о том, что герцог был убит 23 августа.

Д'Артаньян приезжает в Париж в начале апреля 1625 года, а в сентябре происходит первый его разговор с галантерейщиком, который просит отыскать его жену. Бонасье говорит:

«И так как вы живете в моем доме уже три месяца и, должно быть, за множеством важных дел забывали уплачивать за квартиру...»

Начало апреля и три месяца дают нам начало июля, но уж никак не сентябрь.

Действие «Двадцати лет спустя» начинается 12 января, а уже через несколько дней, когда д'Артаньян подъезжал к поместью Портоса, «стояло прекрасное весеннее утро; птицы пели на высоких деревьях, и солнечный свет на лесных прогалинах казался завесой золотистой кисеи».

Дата в пресловутом «охранном листе», данном кардиналом миледи, меняется с 5 августа 1628 года на 3 декабря 1627 года. Лорд Винтер оказывается то старшим, то младшим братом мужа миледи №2… Список багов можно при желании продолжать до бесконечности.

Все эти ляпы можно извинить, если припомнить, что роман-фельетон писался поглавно и тут же отдавался в печать, чтобы читатель мог поскорее получить порцию развлекательного чтения. Ясное дело, при таком раскладе у писателя не было времени, а у читателя – возможности заметить и ликвидировать ляпы. Но что мешало Дюма потом, когда уже готовилось полноценное книжное издание «Мушкетеров», вычистить текст и выловить всех блох, навести везде порядок, подмести и подгрести? Элементарная лень, неуважение к читателю, кое-какерство или писательская недобросовестность?

Неужели правы те, кто называет Дюма халтурщиком?

Лично я считаю, дело всего-навсего в том, что хорошая книга и хорошо написанная книга – это две большие разницы. Что литература – это не красиво составленные и гладко пригнанные слова, а нечто принципиально иное. И что Дюма это понимал лучше кого бы то ни было.

Главное в литературе – это креативное начало. Создание чего-то такого, чего до этого не было. Талант определяет креативность, мощь, напор, энергия, масштабность, - а не красота и изящество отделки.

Давайте проделаем мысленный эксперимент. Допустим, Дюма проникся упреками литературоведов и причесал текст «Мушкетеров». Добавил туда глубины психологизма, а также реалистичности, снизил бы градус романтизма, тщательно прописал бы стиль, убрал ляпы, прикрутил бы разболтанные гайки в сюжете и даже навел наконец порядок в хронологии. Что мы получим в результате? Станут ли «Мушкетеры» от этого лучше?

Со всей серьезностью утверждаю – нет. Исчезнет легкость, растает ирония, резко уменьшится фабульная нагрузка, сместятся акценты, понизится уровень энергетики. Потому что у по-настоящему великих книг соотношение всех элементов находится в жестком и неразрывном единстве. Это равновесие, как правило, не ощущается при чтении, но его нарушение приведет к трещинам в фундаменте – и вся конструкция рухнет. Парадокс: вроде бы делаешь как лучше, а получается наоборот. Написана книга будет лучше – а волновать воображение, будить чувства и задевать сердце будет меньше.

Очень болезненно почувствовал этот парадокс на своей шкуре сэр Артур Конан Дойль. Его со всех сторон безупречно написанный роман «Белый отряд», грамотно написанный, стилистически выдержанный, исторически достоверный – получился мертворожденным и нечитабельным. Из уважения к Дойлю я пытался честно его осилить- и не преуспел. А Дойль-то этим романом очень гордился (так и хочется сказать: как редкостным попугаем :-)), и ставил гораздо выше Холмса, которого и за литературу даже не считал – так, поделка ради денег. Ему так хотелось остаться в истории серьезным писателем, автором серьезных исторических романов, а не детективщиком!

К счастью, Дюма такими комплексами не страдал.

Величие «Трех мушкетеров» определяется не столько их выдающимися литературными достоинствами, сколько количеством недостатков, которые мы просто не замечаем, очарованные главным — масштабом, силой, гениальностью. И даже более того: при прочтении глаз цепляется за все эти шероховатости и неровности, и немного притормаживает читателя, лихорадочно переворачивающего страницы, давая ему передышку и возможность задуматься. В отличие от массы книг, написанных лучше и чище, которые быстро изглаживаются из памяти и выходят из живого обращения, «Мушкетеры» и спустя сто пятьдесят лет живее всех живых.

Люди забудут блестящего писателя – и будут жить в мире, созданном мощным гением.

Всегда ваш,

Теофраст Ренодо