На главную В реестр К подшивке Свежий номер

Английский Дюма

стр. 5

Он появился на свет с обостренным чувством смешного…

Появился в Италии, в небольшом городке Ези, в конце XIX столетия. Итальянец по рождению, мальчик, названный Рафаэлем, обучался во Франции и Испании. Именно во Франции, на родине Александра Дюма, он начинает писать. Может, повлияло детское увлечение – Рафаэль в свои шесть лет, когда мальчишки и не помышляют вовсе о книгах, запоем читал Дюма… Сначала он пишет просто заметки в студенческий журнал.

Впоследствии по настоянию отца (тот думал, что знание нескольких языков поможет сыну в коммерции) Рафаэль приезжает в Англию, дела у него идут неплохо, но… Молодой человек вдруг понимает, что коммерция ему совсем неинтересна. Тогда же он обнаруживает, что больше увлечен не чтением книг. Ему все больше хочется писать их самому. Позднее, давая интервью, Рафаэль говорит, что он пишет книги не ради денег или славы. Он не старается угодить читателю, он просто… доставляет удовольствие себе.

Мне могут возразить, дескать, Дюма тоже так говорил, а ему за каждую строчку платили. Что ж, а если сейчас вам предложат так? Сможете ли вы написать так, чтобы вас потом читали многие и многие поколения? Чтобы вашим героям подражали? Чтобы в них играли?

В газете, где работал Рафаэль, начинают выходить его первые рассказы. Постепенно он все больше увлекается и окончательно забрасывает коммерцию. И вот в начале XX века, в начале зарождения модерна и технического прогресса, где, казалось, не было места романтике, появляется английский писатель–романтик с итальянским именем – Рафаэль Сабатини.

Самый замечательный из исторических романов

В интервью Сабатини часто называет «Трех мушкетеров» А. Дюма «самым замечательным из когда-либо написанных исторических романов». Книги Сабатини, как и Дюма, читаются легко и увлекательно. Однако пишет Сабатини все же по-своему.

В 1917 году, в числе первых (хотя Рафаэль уже довольно известен), у Сабатини выходит сборник рассказов «Занимательные исторические ночи» (в русском переводе – «Капризы Клио»). Вышедший сборник часто сравнивают с другим, сборником сказок «Тысяча и одной ночи» Шахерезады. Сабатини, как и восточная красавица, рассказывает нам любопытные истории. Причем главные действующие герои в «ночах» - исторические лица, а события происходят в самых разных эпохах и странах. В 1919 году выходит вторая часть рассказов с тем же названием (в России – «Вечера с историком»). Среди других историй во втором сборнике есть рассказ о Бэкингеме и Анне Австрийской.

Сабатини не может удержаться и тоже описывает историю с алмазными подвесками. Но по-своему. Рафаэль не может себе позволить столь вольно обращаться с историей. А потому герцог Бэкингем у него - не влюбленный принц, а самовлюбленный фанфарон. А вот образ королевы он старается не трогать. Хотя и подтверждает, что Австрийская любила герцога, но оставляет ей, как и Дюма, роль просто страдающей прекрасной дамы.

От истории, написанной Дюма, Сабатини почти не отступает. Мы вновь встречаемся с герцогом и королевой, вновь какая-то дама похищает подвески. Вот только величественная фигура кардинала Ришелье не вырисовывается позади. И неспроста.

В романе «Барделис Великолепный» (вышел еще в 1906 году) Сабатини выводит образ Людовика XIII . Однако если у Дюма этот образ бледный, подавленный Ришелье, то Рафаэль гораздо ближе к исторической истине. Чего стоит только необыкновенное чувство юмора Людовика! Сабатини отдает кесарю кесарево, а Ришелье – лишь его министр, хотя и первый. Рафаэль не идет на поводу у мнения, которое господствовало во времена Дюма. А потому и в «Вечерах…» Сабатини мало интересен Ришелье.

В дальнейшем Сабатини, прозванный газетами «английским Дюма» уже не пересказывает истории того, кем восхищался. Он пишет свои истории, захватывающие не меньше, чем истории Дюма. Мировая известность к нему приходит после двух романов, появившихся друг за другом: «Скарамуш» (1921 год) и «Одиссея капитана Блада» (1922 год). Хотя дух Дюма в его книгах остается.

« Видеть в нас, а не в графе де Ла Фер источник …»

Сабатини по праву можно считать продолжателем Дюма. Но не слепым подражателем! Сабатини пишет в похожем стиле, но не везде следует тому, как пишет Дюма.

Мы уже сказали выше, что и Сабатини не удержался от того, чтобы пересказать историю с подвесками на новый лад. Но таких вольностей с историей Сабатини себе не… Вот хотелось написать, что не позволял, но это не совсем так. Рафаэль очень аккуратен с датами и событиями, известными всем, вот только и он себе позволяет посмеяться над читателем, подтасовав факты.

Как великолепно капитан Блад проворачивает операцию при Маракайбо!!! Нельзя не восхититься! Так и тянет аплодировать!.. Но мы открываем Эксвемелина и с удивлением узнаем, что Сабатини вовсе не выдумал этой истории. Он просто присвоил заслуги и смекалку Генри Моргана Питеру Бладу!

А самое смешное здесь то, что Сабатини сам в романе указывает на Моргана! Он часто сравнивает придуманного и реально существовавшего флибустьеров и каждый раз подчеркивает, что Блад не Морган. Хотя и с точностью повторяет его ход при Маракайбо!

Ах, сеньор Сабатини, насмешничаете? Одели маску Скарамуша и посмеиваетесь из-за нее над нами?

Мы вместе с Бладом штурмуем Картахену… С Бладом ли? Уверены? А, вижу, что уже нет. И тут нас этот насмешник провел!

Читатель горестно бросается к «Занимательным историческим ночам». И тут он уже переводит обвинительный перст на Дюма. Как вы могли, месье? Повелись на такой дешевый розыгрыш, да еще и нас заставили верить??? И встречает ту же насмешливую улыбку. Дюма и Сабатини, словно сговорившись, каждый оправдывает своего героя, каждый приводит неопровержимые доводы… А читателю остается только с восторгом переводить взор с одного мэтра на другого.

Оба насмешника словно бы умывают руки! Оба говорят, что они не при чем, они лишь пересказали то, что было на самом деле!

Так, например, Дюма в предисловии к роману «Три мушкетера» ссылается на некие источники (мемуары графа де Ла Фер! и не только они), откуда он взял все события. Ах, он вроде бы не при чем! Но пишет: «…мы приглашаем читателя видеть в нас, а не в графе де Ла Фер источник своего удовольствия или скуки».

Разумеется, не только Дюма поступает так. Многие писатели приключенческой литературы любили и любят этот ход – отсылку к неким документам (дневникам, мемуарам, письмам), откуда они вроде бы взяли все, лишь кое-где подробнее описали, кое-что лишнее убрали… И также поступает Сабатини, говоря, что всю историю капитана Блада он взял из судового журнала Джереми Питта.

Но и Дюма, и Сабатини не просто отсылают к некоему источнику. Те журналы и мемуары, о которых они пишут, на самом деле существовали в реальности. Ни для кого из нас не секрет, что Дюма многое взял из мемуаров Ларошфуко. И, разумеется, не только из них. Подобным же образом поступает и Сабатини, анализируя книгу Эксвемелина, а также другие источники, которые относятся к нужному времени и нужному месту действия.

Вот и получается, что и мемуары графа де Ла Фер, и дневник Питта существовали. Разве что авторами этих записей были не граф и не штурман, но ведь это не так важно. И читателю не в чем обвинить писателей, ну, разве что в некотором лукавстве!

История – гвоздь для картины

И Дюма, и Сабатини с удовольствием вводят на страницы своих книг реальных исторических лиц. И эти образы столь притягательны, что нельзя не поддаться очарованию. Ах, как умен и хитер Ришелье! И мы невольно верим этому, не задумываясь о том, так ли это? Ах, как благороден Чезаре Борджа! И неважно, что вся Италия думает иначе!

И это не первый раз, когда на страницах книг Сабатини опровергает бытовавшие стандарты и пишет историю. Так было и с уже упомянутым Чезаре Борджа, которого Рафаэль аргументировано оправдывает. Причем (вот насмешка!), биография Чезаре из-под пера Сабатини выходит раньше «Занимательных исторических ночей», в одной из которых Рафаэль, кажется, идет на поводу у сплетен и поддерживает мнение о Чезаре-отравителе, которое сам опровергал в биографии Борджиа.

Пожалуй, это те редкие случаи, когда герои Сабатини творят историю. Они – в центре событий, а потому не могут иначе! Во всех остальных произведениях не герои творят историю, а она сама влияет на них. Блада несправедливо, по воле рока арестовывают возле бунтовщика. И также по воле рока (а вернее, по истории Англии) ему даруется прощение, поскольку на престол восходит Вильгельм.

Совсем иначе у Дюма. Его герои, пусть не первые лица королевства, сами творят историю. Кто спас от позора королеву Франции? Кто едва не спас короля Англии Карла I ? Кто возвел на престол Карла II ? Обычные мушкетеры! А не будь их, и не было бы такой истории Франции и Англии! И мы верим в это!

«История – гвоздь, на который я вешаю свою картину», - говорил Дюма. И, пожалуй, это в самом деле так. Дюма берет за основу историю, но перекраивает ее по своему, тот гвоздь, который он взял, уже и не виден за картиной, которая висит на стене. Картина изумительна и привлекательна, и мало кому есть дело до того, насколько она реальна.

Если продолжать такое сравнение, то можно сказать, что у Сабатини история служит не гвоздем, а рамой для картины. Она – просто красивое оформление, фон событий. Без нее нельзя, потому что картина потеряет часть своей привлекательности. История – те штрихи, которые добавляют картине полноценности.

Однако и для Дюма, и для Сабатини сама история не очень важна. Гораздо интереснее и важнее для них герой, который справляется с историческими событиями или вынужден следовать за их потоком. Наверное, именно поэтому герои и ближе нам, потому что даже персонажи истории – это не портреты, а живые люди с характером, умеющие любить и ненавидеть. Они чем-то близки нам и именно поэтому о них по-прежнему интересно читать, в них хочется играть, им хочется подражать.

И все-таки, несмотря на их схожесть с нами, они – люди своей эпохи и своей страны. Они не выпирают из картины истории. Они лишь оживляют эту картину. Дюма и Сабатини вольно вертят историческими героями и событиями, однако делают это столь мастерски, что подмена незаметна. Читатель так увлечен картиной, что лишь позднее начинает рыться в каких-то источниках и после анализа вдруг замечает тот гвоздь, на котором висит картина писателей. И вот здесь он может вдруг обнаружить, что картина не так привлекательна на самом деле. Что там все выдумка и… И кто-то разочарованно оставляет картину в далекой картинной галерее, чтобы больше в нее не заглянуть. А кто-то, оценив ловкость и силу слова автора, переносит картину к себе и вешает на самое видное место. Чтобы всегда быть с любимыми героями…

Рыцарь до идиотизма

Этими словами характеризует Питера Блада лорд Джулиан. Так его воспринимает и автор, также его воспринимаем и мы.

Блад осознает, что его рыцарство никто не оценит, что оно ненужно и при его вынужденной «профессии» пирата даже лишнее, но поступать иначе не может. Он словно дон Кихот сражается с мельницами, просто стараясь остаться собой, сохранить в себе романтичность и верность идеям. Второй подобный дон Кихот – д'Артаньян. Как и Блад, он видит вокруг предательство и обман, но предпочитает верить в благородство и следовать ему. И такие же его друзья-мушкетеры. Каждый из них реалистично смотрит на мир и осознает, что благородство в нем лишнее. Однако каждый продолжает оставаться верен идеалам, больше подходящим рыцарским романам. Причем, если мушкетерам есть, где найти поддержку – в друзьях, которые рядом, которые такие же «рыцари до идиотизма», то Блад такую поддержку находит только в идеале, находящемся далеко от него, в любви к девушке, которая, как он уверен, презирает его.

Д'Артаньян едет в Париж, лелея надежды на успешную карьеру. И, попадая в столицу, с головой окунается в драки и интриги. Ему по душе такая жизнь. Разумеется, о чем и мечтать еще, когда тебе нет и двадцати! Гасконец сам ищет приключений, и они не заставляют себя ждать. Таковы и мушкетеры. Они сами ищут приключений, они видят в них хоть какой-то смысл.

А вот у героя Сабатини на это иной взгляд. Он уже не мальчишка, он немало повидал, он воевал и врачевал… Его тянет к мирной жизни, однако судьба распоряжается иначе. Но именно тогда в нем и просыпается романтический задор. Судьба вроде бы против него? Что ж, пусть так! Блад борется с самой судьбой. Надеясь, что когда-нибудь он сможет спокойно поливать герань. Вот только спокойно поливать герань ему не удается. И в нем просыпается дух авантюриста. Который в мушкетерах не засыпает вовсе.

Интересен взгляд главного героя на закон. «…мы действуем только как враги Испании. Мы не hostis humani generic». Это очень удобная позиция. Блад не состоит на службе Англии, однако действует только против ее врагов. На подобной же позиции стоят и мушкетеры. Эдикты о дуэлях подписаны королем, а вовсе не кардиналом. Однако, решив для себя, что это именно Ришелье уговорил «правильного» короля поступить «неправильно», мушкетеры вроде бы оправдывают себя и позволяют себе действовать против этих эдиктов.

Однако на первый взгляд сходное отношение к закону, все же имеет существенное отличие. Мушкетеры, позволяющие себе идти против закона о дуэлях, твердо следуют закону и справедливости, когда необходимо наказать преступника. Все четверо берут на себя роли судей и, в какой-то мере, палачей.

А вот Блад эту роль на себя не берет. И если помилование Бишопа Сабатини объясняет тем, что тот был дядей Арабеллы и потому Блад не поступил так, как следовало бы, то милость к остальным врагам вроде бы непонятна. Ее объясняет сам Блад, говоря, что он «целитель, а не убийца». «Иногда лучше ошибиться во имя гуманности, даже если эта ошибка, пусть даже в виде исключения, объясняется состраданием», - объясняет он. При выборе между милосердием и справедливостью Питер Блад выбирает милосердие. Мушкетеры – справедливость.

Девушка, прелестная, как сама любовь

«…влюбился в шестнадцатилетнюю девушку, прелестную, как сама любовь», говорит Атос о себе. Нечто похожее о себе мог бы сказать и любой другой герой романа. Все дамы в романах Дюма и Сабатини (неважно, главные героини или нет) невероятно красивы, ну или в крайнем случае очень милы. Хотя представление об этой красоте дается разное.

Так, о миледи Дюма пишет: «Сквозь свойственную ее возрасту наивность просвечивал кипучий ум, неженский ум, ум поэта. Она не просто нравилась - она опьяняла».

А вот описание Констанции и Кэтти дается другими словами. «Очаровательная женщина» «на этом, однако, кончались черты, по которым ее можно было принять за даму
высшего света», «хорошенькая девушка», «живая и проворная»

И уж совсем иное представление о красоте у Сабатини. «…девушка с каким-то почти детским изумлением…», «голос у нее был звонкий и мальчишеский, да и вообще в манерах этой очаровательной девушки было что-то ребяческое». Конечно, Сабатини тоже дает описание девушки, но упор делает не на ее внешний облик, а именно на манеры, в то время как Дюма интереснее внешние черты.

На страницах книг мы встречаемся с двумя типами дам. Или это нежные, милые, влюбленные, добрые, невинные (список достоинств можно продолжать бесконечно) создания. Или же они невероятно умные, ловкие, стервозные (список недостатков тоже можно продолжать).

Причем Сабатини первый образ удается гораздо лучше, чем второй. Дюма старательно пытается подогнать под этот образ и Констанцию, и Кэтти, и других женщин, но удается ему это плохо. Констанция интригует, изменяет мужу и в принципе мало чем отличается от миледи. Ну, не травит она никого, потому ее д'Артаньян и считает ангелом. Еще хуже обстоит дело с герцогиней де Шеврез, биография которой идет вразрез со всеми представлениями о порядочной даме, а уж тем более о героине романа! А вот у Сабатини нежные, ранимые девушки гораздо лучше получаются. Главные героини именно такие. Арабелла может храбро высказать Бладу или дону Мигелю, что она о них думает. Мадлен может бежать с возлюбленным-пиратом. Но при этом они остаются нежными девушками, нуждающимися в защите. Особенно это касается Арабеллы. Она не участвует в интригах и не лезет в постель к незнакомому священнику, как Шеврез. Ее поведение настолько безупречно, насколько только можно для истинной героини для героя-рыцаря.

А вот со злодейками у Сабатини «похуже». Те, кто ведут себе не так, как положено, вряд ли могут соревноваться в коварстве с миледи у Дюма. Единственная схожая – леди Корт (рассказ «Освобождение» из «Удач капитана Блада»). Однако ее стервозный характер очевиден, в то время как миледи умело притворяется кроткой. Пожалуй, второй такой сильный, твердый, решительный женский характер, как у миледи в «Трех мушкетерах», найти сложно.

И отношения к дамам у героев Дюма и Сабатини разные.

Так, например, если та или иная девушка подходит под образ невинной жертвы, милого ангела и т.д. у Дюма, ее положено ото всех спасать, оберегать от происков врагов, ну и делать прочее, что положено герою. И после этого она бросается герою на грудь, восторженно восхваляя его. Так поступают и Констанция, и Кэтти. Причем, Кэтти догадывается, что д'Артаньян ее обманывает, но продолжает поступать именно так, как положено «невинной жертве». У Сабатини с «милыми ангелами» почти тоже самое. Но с некоторым исключением. Если героиня не главная (например, Мадлен д'Ожерон, Мэри Трейл), она поступает практически также, как и героиня у Дюма. Правда, если у Дюма своего рода условием является влюбленность в главного героя, то у Сабатини этого нет. «Невинные жертвы» просто благодарны главному герою. А вот главная героиня вполне может вместо благодарности обозвать героя «вором и пиратом».

«Госпожу Бонасье я любил сердцем, а миледи я люблю рассудком…». Д'Артаньян может себе позволить влезть в постель к миледи, к Кэтти, но уверять, что любит лишь Констанцию. Блад себе такого не позволяет. И в Мэри, и в Мадлен он видит лишь девушку, нуждающуюся в помощи. Он в самом деле остается верен лишь одной женщине.

Еще большее отличие в отношении главного героя к «стервам». Мушкетеры приходят к миледи, чтобы судить и казнить ее. Она заслужила это. А вот как бы поступил на их месте Блад? Со злодейкой вроде миледи ему сталкиваться не приходилось. Столкнувшись с дамочкой, ради которой был сожжен целый город (рассказ «Искупление мадам де Кулевэн» в «Хрониках капитана Блада»), Блад сначала ужасается ее поступку, предположив, что, возможно, она сама придумывала план нападения. Однако он не оставляет ее на корабле пьяным испанцам, а забирает с собой и отвозит мужу. Более того, он даже сочувствует этой женщине, решив, что на этот шаг ее толкнуло отчаяние («Благодарность месье де Кулевэна»). Подобным образом он поступает и с леди Корт. «Кто вы? Неужели женщина? Клянусь, мадам, лондонские уличные девки и те выглядят более женственно!». Уходя от сэра Корта, Блад не испытывает жалости к этой женщине. Вообще ничего не испытывает, кроме презрения.

Любовь – лотерея, в которой выигравшему достается…

Сказав о женских образах у Дюма и Сабатини, нельзя промолчать о любви. Что такое любовь у Дюма? Какая она? Страстная, даже яростная и… всеразрушающая! Возлюбленные гибнут или остаются обманутыми, с разбитым сердцем. «Любовь – это лотерея, в которой выигравшему достается смерть», - говорит Дюма устами Атоса. Так и происходит в романе. И любовь, которая едва не привела к гибели, сменяется иным чувством. На помощь герою тогда, когда больше всего нужна поддержка, приходит дружба. Дружба – не страстное чувство, а тихое, спокойное, позволяющее найти отдушину. Дружба помогает герою найти опору в жизни, пережить боль утраты возлюбленной, снова научиться быть счастливым. Дружба заменяет собою все, включая любовь.

А что же у Сабатини? Здесь все иначе. Любовь для него – звезда над горизонтом, покой, тишина и счастье, к которому стремится главный герой. Ради любви он бросает команду, преданных ему людей. Блад вовсе не ищет дружбы, отношения с офицерами у него товарищеские, но не более. Свою душу он им не открывает. И лишь в любви он находит счастье. Здесь, скорее, любовь заменяет дружбу.

Мушкетеры, все четверо, разочарованы в любви. Хотя в начале романа разочарованным кажется лишь Атос. Впоследствии в ней также разочаровываются и другие. В «Двадцать лет спустя» ни один из мушкетеров не относится к любви серьезно. Отношение к этому чувству у всех четверых цинично. А ведь д'Артаньяну, например, еще нет сорока.

Блад же, которому далеко за тридцать, остается верен любви. Можно сказать, что ему больше повезло. Блад циничен. Но только на словах. Когда речь идет о чувствах, весь цинизм испаряется. Романтик слишком силен в «рыцаре до идиотизма». Арабелла и любовь к ней – нечто святое, которое нельзя даже затрагивать. Чувства старательно скрываются Бладом, прикрываются наигранным цинизмом.

Я уже писала выше о том, что и к своей возлюбленной д'Артаньян и Блад относятся по-разному. Гасконец любит Констанцию, но любезничает с миледи, напрашивается к ней в гости и даже залезает к ней в постель. Не менее цинично он поступает и с Кэтти, флиртуя с ней ради своих целей. Портос вовсе не влюблен и ухаживает за госпожой Кокнар только ради денег. Арамис то падает к ногам госпожи де Шеврез, а то защищает честь мадам де Буа-Траси. Атос… ну, это вообще отдельная песнь.

Пожалуй, не разочаруйся граф де Ла Фер в любви, я бы предположила, что именно он по своему отношению к возлюбленной ближе всего к Бладу. Возлюбленная (и впоследствии жена) – свята и неприкосновенна, она возведена едва ли не на пьедестал. Правда, рискну предположить, что и тут есть различие. Стоит этой любимой оступиться (яркий пример – клеймо миледи), как она будет немедленно сброшена с этого пьедестала господином графом. Что и произошло, это мы знаем. Иное дело Блад. Предположу, что он тоже начнет пить (пристрастие к бутылки у него есть, достаточно вспомнить его реакцию на «вор и пират»). Он ударится в циничное философствование. Но женщине вреда не причинит. Не только потому, что все равно будет любить. Слишком свято для него понятие «жена», слишком впитаны в себя правила поведения с женщиной. Для Атоса в данной ситуации важнее буква закона, для Блада – собственные нормы морали.

Вот и получается в итоге, что в конце для каждого остается то, что для него наиболее дорого. Мушкетерам – дружба. Бладу – любовь.

И столько режиссеров влюбилось в мушкетеров

Двадцатые годы – время, когда имя Рафаэль Сабатини было известно всем. Его читают запоем, журналисты берут интервью, зарождающийся синематограф снимает по его книгам фильмы.

Я не открою великого секрета, если скажу, что «Трех мушкетеров» не экранизировал только ленивый. Едва ли не каждый режиссер рано или поздно, но берет в руки томик Дюма, чтобы снять (сейчас мы не будем обсуждать, насколько хорошо) фильм по его книге. Как поется в одной песенке «И столько режиссеров влюбилось в мушкетеров!».

В 1920 году в Великобритании снимают фильм «Рыцарь таверны», не самый известный роман Сабатини, однако это имя уже было известно в мире. В том же году в Германии экранизируется «Черный тюльпан» Дюма.

В 1921 году в Америке и во Франции выходят две экранизации «Трех мушкетеров». В те времена кинематограф не был так известен, как сейчас, однако экранизация США стала классикой и прогремела по всему миру («Газетт» писала уже о ней в первом номере).

В 1923 году уже Америка берется экранизировать книги Сабатини, снимают «Скарамуша» - книгу, которая принесла успех Сабатини. В том же году во Франции экранизируют «Графиню де Монсоро». А в следующем, 1924 году, в свет выходят два фильма по книгам Сабатини – «Морской ястреб» и «Одиссея капитана Блада». К сожалению, не известно, сохранились ли фильмы до наших дней. Фильмы по Дюма и Сабатини выходят каждый год, создается впечатление о «буме» приключенческой литературы.

В 1926 году в свет выходит фильм «Барделис Великолепный», ныне утерянный. А жаль! Образ Людовика XIII , полагаю, был в нем очень интересен.

В дальнейшем мушкетеры экранизируются очень часто, о чем я уже сказала выше. Однако такого «азарта» на приключения и Дюма нет. За исключением некоторых годов. Так, например. В 1934 году выходит фильм «Граф Монте-Кристо», а в 1935 – очередная версия мушкетеров и одна из самых известных экранизация «Одиссеи капитана Блада» (с Э. Флинном в главной роли). Своего рода «бумом» на приключенческое кино стали пятидесятые годы. В 1950 году выходит очередная экранизация мушкетеров (в США – «Клинки мушкетеров»). В том же году экранизируют и «Удачи капитана Блада». Ни один из фильмов, увы, в России представлен не был. В 1952 году появляется фильм «Сыновья мушкетеров» (по роману «Двадцать лет спустя»), а также фильм «Миледи и мушкетеры» («Палач из Лилля»). И в том же году выходят два фильма по Сабатини: «Капитан Пират» (по рассказам «Хроники капитана Блада») и одна из самых знаменитых экранизаций «Скарамуша». В 1954 году выходит экранизация «Виконта де Бражелона». И ежегодные фильмы по Дюма продолжают выходить вплоть до 1961 года, когда выходит, пожалуй, одна из самых известных экранизаций – «Три мушкетера» Б. Бордери. А в 1962 году выходит фильм, который определенно хотел посоревноваться с французской классикой (причем это ему удалось) – «Железная маска» с Ж. Марэ в главной роли. И в том же году выходит фильм по Сабатини (правда, очень условно по Сабатини) – «Сын капитана Блада», в России он так и не был показан. В фильме главную роль исполнил Ш. Флинн, сын Эролла Флинна, который когда-то сыграл капитана Блада в фильме 1935 года.

Я не буду писать об экранизациях, вышедших вообще по Дюма, их слишком много. Не буду упоминать и известные фильмы, просто они не являются предметом исследования в данной статье. Я лишь упомяну 1978 год, который подарил нам, пожалуй, самую любимую экранизацию Дюма, спасибо Г. Юнгвальд-Хилькевичу, хотя такого «азарта» на Дюма и Сабатини в тот год не было, самая известная американская экранизация «Трех мушкетеров» вышла раньше. Но в России экранизация стала культовой.

Своего рода «бум» был в девяностых годах. Причем, что самое парадоксальное, в России. В тех условиях, какие были тогда в нашей стране, казалось, менее всего интересно было приключенческое кино. Но… В 1991 году Россия и Франция совместно снимают «Одиссею капитана Блада» (с И. Ламбрештом в роли Блада). В 1992-1993 годах выходят «Мушкетеры 20 лет спустя» и «Тайна королевы Анны или Мушкетеры 30 лет спустя» - продолжение «наших» мушкетеров. А в 1996 году выходит «Королева Марго», в 1998 – «Графиня де Монсоро».

Новый век, кажется, начинает сулить очередные экранизации Дюма. В скором времени должна выйти новая голливудская версия. Г. Юнгвальд-Хилькевич тоже снимает новых мушкетеров.

Мы встретимся, друзья мои…

Рафаэль Сабатини умер в 1950 году. На его могиле стоит памятник, сделанный его женой-скульптором. В качестве эпитафии на нем написана фраза самого Сабатини из романа «Скарамуш»: «Он появился на свет с обостренным чувством смешного и врожденным ощущением того, что мир безумен».

Не знаю, о ком конкретно писал Сабатини эту фразу: о Скарамуше, о Дюма или о самом себе. Могу лишь сказать с уверенностью, что она идеально подходит всем троим, умевшим рассказывать из-под маски невероятные истории и вести за собой толпу.

Наверное, он прожил неплохо, хотя счастливой его жизнь не назовешь. Пережил две мировые войны, пережил смерть двух детей… Такую судьбу не назовешь завидной. Однако в том мире, который диктовал вроде бы свои условия, условия технического прогресса, Сабатини заставил весь мир запоем читать романы, верить им, снимать по ним книги. Он занимался любимым делом, он сам себе писал истории и видел, как их снимают в кино. Он видел фильмы по романам любимого им Дюма.

Что можно сказать в завершении? Пожалуй, пожелать себе и вам, чтобы нам тоже повезло. Чтобы нам тоже посчастливилось увидеть хорошие фильмы и услышать, как вокруг все запоем обсуждают любимых авторов. Пока будут живы мечтатели, рассказывающие сказки сами себе, нам будет что почитать!

Арабелла,

внештатный корреспондент "Газетт"

Рафаэль Сабатини

 

 

 

 

 

 

 

 

 

"Одиссея капитана Блада", 1935 г. В роли Блада - Эррол Флинн

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Еще кадры из "Одиссеи капитана Блада" 1935 г.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

«Одиссея капитана Блада» 1991 г. И. Ламбрешт в роли Блада, Л. Ярмольник в роли Левассера

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Кадры из "Одиссеи капитана Блада" 1991 г.

 

 

 

 

 

 

 

 

"Скарамуш" 1952 г. В роли Скарамуша - Стюарт Грейнджер