На главную В реестр К подшивке Свежий номер

Требуется герой. Обращаться в Россию

стр. 2

Думаю, вы тоже не раз отмечали такой интересный факт: есть писатели, которые на родине своей уже давно пережили пик популярности, или вовсе не были популярны никогда, но при этом – их помнят, чтят и читают в России (точнее, в России + Украине, ведь культурное пространство у нас общее). Например, Джек Лондон. Или великолепный, блистательный фантаст-философ Роберт Шекли. Сан Саныч, конечно, не вполне укладывается в эту категорию, но тем не менее отношение к нему в России совершенно особое. Здесь ему было суждено стать властителем умов и воспитателем чувств. На душном, пыльном и сером, как казенная наволочка, фоне советского реализма Дюма был нашим светочем и незримым покровителем. А затем, когда над развалинами Советского Союза встал туман ядовитых болотных испарений эпохи 90-х, Дюма со своей философией красивого добра как никто другой «помог своим словом и примером воспитанию дворянина» в каждом из нас. Дюма стал, перефразируя Хемингуэя, книгой, которая всегда с тобой: мы брали его с собой, как друга, читали под партой, физически от него оторваться не могли:

«Он впервые отправился в библиотеку и взял "Три мушкетера". Ту ночь не спал: сидел в туалете их коммуналки и читал... Вернуть книгу было выше его сил - он легче расстался бы с рукой»

Логично предположить, что в Дюма есть что-то такое, чего нет во всей русской литературе при всем ее богатстве и глубине. И это – Герой.

Дюма стал для Франции тем же, чем Гомер – для Греции. Он дал стране Героя. С большой буквы «Г». Героя, который вдохновляет, который ведет за собой, который становится частью читателя. Героя, способного существовать без Автора, в отрыве и от него, и от книги, способного формировать общественное сознание.

В том-то и дело, что в русской литературе все наоборот: имена великих русских писателей возвышаются над их созданиями и биографиями, как снежные пики над облаками. Они создали Великие Книги. Но они не создали Великого Героя.

Онегин, Печорин, Чацкий, Хлестаков, Базаров, Обломов, Раскольников, Мышкин так и не зажили собственной жизнью. Пушкин, мне кажется, это понимал, и пытался героя такого создать (в «Капитанской дочке», например), но не успел.

Дело в том, что, как мне кажется, Герой не может существовать без Антигероя. Без противостояния некоей вполне персонифицированной силе. Одиссей, в бедах постоянный, противостоит воле невзлюбивших его богов. Д'Артаньян противостоит миледи и кардиналу. Шерлок Холмс дерется у Рейхенбахского водопада с профессором Мориарти.

А у нас герою не противостоит никто. Даже общество. Русскому герою всегда противостоит среда . У Дюма никто не борется со средой или обществом: за короля — против короля, борьба партий. Такая себе двухпартийная система. Размышления о несправедливости есть область действия, размышления о несовершенстве — область развития ума. Русский герой не противостоит обществу (общество ему еще иногда противостоит, как Чацкому), а просто его не хочет, он хочет другого общества. Которого нет. Это странно, но у французского Героя - оптимистическое положение солдата, а у русского — тоска свободного человека («Чужой для всех, ничем не связан). Как прикажете противостоять среде? На кого наступать со шпагой в руке? Во всем блеске эта ситуация была раскрыта братьями Стругацкими в «Миллиарде лет до конца света».

Валентин Пикуль, занявший в русской литературе экологическую нишу Дюма, Героя, судя по всему, не пытался создавать из принципа. У него вообще другой творческий метод, недюмовский.

Вялую чахлую попытку пересадить мушкетеров на русскую почву, предпринятую Ниной Соротокиной, как мне кажется, можно вообще не принимать в расчет. Мальчики-гардемаринчики вышли слишком инкубаторскими, слишком зависимыми от автора , слишком предсказуемыми и однослойными.

Пожалуй, единственный, кто может претендовать на место Героя в русской литературе – это штандартенфюрер Макс-Отто фон Штирлиц. Создавший его романтик и патриот Юлиан Семенов тоже, как и Дюма, огребает от критиков по полной программе – мол, гэбист, саморекламщик продажный, и писать он не умеет, и вообще это не литература и т.д. и т.п. Но тем сложнее отрицать факт, что только один Штирлиц сумел выйти из рамок «Семнадцати мгновений весны» и стать фольклорным персонажем. Штирлиц мог бы стать Героем. Но – чего-то все-таки не хватает. Возможно, он слишком уж добродетелен? Или же Герой должен подвиги совершать не по приказу из Центра или по долгу службы, а по собственному желанию и голосу совести-чести? Ведь в таком ракурсе Штирлиц превращается просто в хорошего работника, винтик механизма…

И хотел бы я также отметить как достойного претендента на вакантное место Героя доктора Звягина, созданного Михаилом Веллером. У Звягина есть как минимум три необходимых качества: он вдохновляет на подвиги, он способен вести за собой, он внушает веру в себя; он действует только по собственному своему желанию и из чувства высшей справедливости; а также он далеко не идеальный рыцарь без страха и упрека, Звягин местами весьма даже неприятная личность. Вот только приходится учитывать, что Звягин – альтер эго Веллера, и пока перерасти его не может…

Ломоносов когда-то гордо заявил: «И может собственных Невтонов и быстрых разумом Платонов земля российская рождать». А как насчет д'Артаньянов?

 

Искренне ваш,

Теофраст Ренодо