Триумф безволия

Только наивные люди могут думать, что жизнь - это поддерживающая система для искусства. Нет, на самом деле все с точностью до наоборот. Литература вовсе не отражает реальный мир, как кажется на первых взгляд, а создает его. Но если так, то какую функцию несет жанр исторического романа? И чем обоснованы взлеты и падения интереса к нему?

Как говорил Павел Загребельный, у кого в руках история писаная, тот владеет и историей живой. На мой скромный взгляд, жанр исторического, а в особенности историко-авантюрного романа – это важнейший индикатор развития нации и страны. И когда он на нуле – это очень пугающий симптом.

А ведь именно так обстоят дела. И в России, и в Украине. Исторический роман - сильный, смелый, не макулатурный – отсутствует сейчас на книжном рынке как факт. Те немногочисленные поделки, что пытаются заткнуть зияющую брешь, вызывают в памяти ядовитые булгаковские слова об осетрине второй свежести. И это, повторюсь еще раз – крайне тревожный симптом. Потому что автор исторического романа - хочет он этого или не хочет - является выразителем национальной идеи и генератором патриотизма.

Великий, сильный, славный народ всегда имеет национальную идею. А национальная идея – это смысл жизни в национальном масштабе. Какова национальная идея России? Э-э-э-э… Хорошо, вопрос попроще и страна поменьше. Какова национальная идея Украины? И опять в ответ тишина.

Общество, лишенное национальной идеи – это болото. А там, где засасывает обе ноги, продвижение вперед невозможно. Вот какую страшную правду показывает этот индикатор.

Но вернемся к жанру исторического романа.

Думаю, что не слишком погрешу против истины, если скажу, что на сегодня можно выделить три основных метода создания исторических романов.

Первый – «метод Вальтера Скотта». Это просветительская историческая проза. Мастерство писателя нацелено полностью на скрупулезное восстановление исторической действительности, попытка увидеть события прошлого глазами их участника. По сути – это иллюстрация к учебнику, мастерское филигранное раскрашивание черно-белого отпечатка. Словом, реализм в чистом виде. Представители школы: Морис Дрюон. Валентин Пикуль, Павел Загребельный, Генрик Сенкевич.

Диаметрально противоположен ему «метод Переса-Риверте». Или Умберто Эко. Или Б. Акунина. Авторы-постмодернисты как раз меньше всего озабочены исторической адекватностью и прочими мелочами. Их цель – акцентированный взгляд как раз из современности. Постмодернистский исторический роман должен быть, по идее, живой реакцией на самые острые проблемы реальности. История для постмодерниста – не столько «предмет», сколько материал для притчи-ответа на злобу дня. Поэтому современные исторические романы так густо уснащены знакомыми нам реалиями – таким приемом образом автор вызывает у читателя эффект узнавания. Что читателю очень льстит: угадывая и отмечая признаки настоящего в картине прошлого, начинаешь казаться самому себе почти провидцем. Нет ничего нового под солнцем, и что было, то и будет – таков девиз исторического постмодернизма.

Но есть и третий метод – метод Александра Дюма, который Юрий Зингер в своей статье «Нелегкая стезя баловня судьбы» метко назвал реалистическим романтизмом.

В своих мемуарах Дюма говорит, что «хотел стать поэтом, подобным Гете, научиться наблюдать, как Вальтер Скотт, описывать увиденное, как Фенимор Купер, и к тому же передавать движение страстей, коего всем им не хватает».

Но в то же время он всячески подчеркивает свою независимость от Скотта. Например, герцог Бэкингем у Дюма дословно цитирует «Квентина Дорварда» Скотта:

— Мы говорим: «Горд, как шотландец», — вполголоса произнес герцог.

— А мы говорим: «Горд, как гасконец», — ответил д'Артаньян.

Скотт воскрешает прошлое, приглашает читателя следить за развитием событий, чтобы постичь смысл истории. Его герои не изменяют мир вокруг себя - они просто в нем живут и подчиняются его законам.

А в мире Дюма историю творят не короли и герцоги, а самые обыкновенные люди. Исполняя по сути роль слуг, - пусть даже слуг короля, - они вмешиваются куда их просят и куда не просят, всюду суют свой нос и в критический момент изменяют все. Без них вода не святится.

Мольер : Вот так и делается история!

Дюма, «Молодость Людовика Четырнадцатого»

Не по долгу службы, не за плату, не ради выгоды - по велению сердца мушкетеры встревают во все важнейшие исторические события. Не потому, что так надо по сюжету – а потому, что ОНИ ТАК ХОТЯТ. Движителем истории Дюма объявляет не божественную волю, не священнодействие кучки власть имущих, а волю простых людей.

И это «самый секретный на свете секрет» метода Дюма. Он показывает и доказывает триумф воли Человека – вот на что способен человек, если захочет! Вот что ему подвластно! Дюма излечивает от унизительного бессилия перед жизнью, от психологии «моя хата с краю», «все равно я ничего изменить не смогу», «от меня ничего не зависит». Он распрямляет согнутые спины – и тем покоряет сердце читателя навек.

Настоящий французский дух - вот в чем заключается секрет обаяния четырех героев Дюма. Если Дантон и Наполеон были воплощением французской энергии, то Дюма в "Трех мушкетерах" был ее национальным поэтом.

Но, как сказал Андре Моруа,

Метод этот безупречен при условии, если у писателя темперамент Дюма-отца.

Идея Дюма превосходна. Но это - французская идея.

Когда же придет конец триумфу безволия, торжеству равнодушия, царству апатии? До каких пор будем мы разводить руками: «Маємо що маємо? » Когда начнем ценить своих героев? Сколько еще лет мы будем населением, электоратом, массой - но только не народом?

Мы ждем своего Дюма.

Всегда ваш,

Теофраст Ренодо